У иранского президента Хасана Роухани, как и у его американского коллеги, вопрос ядерной программы, и особенно снятия санкций, был ключевым в программе на выборах в 2013 году. Только, в отличие от Обамы, у Роухани этот вопрос был еще и прямо связан с социально-экономическими ожиданиями внутри страны, поскольку санкции, несомненно, являлись серьезным препятствием для развития экономики Ирана.
Именно с желанием подтвердить свои позиции связана нынешняя информационная активность Роухани и ряда членов правительства, призванная продемонстрировать успех президента и его команды.
Электоральная кампания уже стала средством серьезнейшей перегруппировки сил внутри иранской политической системы, четко разбив как истеблишмент, так и электорат, на три лагеря: реформаторы, консерваторы и центристы. Как и в любой избирательной кампании, борьба идет за голоса третьего лагеря, при этом реформаторы, возглавляемые действующим президентом, склонны всеми силами убедить иранских избирателей в успехах в деле выхода из санкций. Именно из этой пиар-кампании происходят ежедневные оглушительные заявления министра нефти Бижана Зангане или министра иностранных дел Джавада Зарифа о заключаемых многомиллионных контрактах с западными компаниями, именно предвыборной динамикой объясняется и челночная дипломатия по Европе самого президента Роухани. В этих кругах ряд политиков был бы не против примерить на Иран статус американского союзника.
Однако, в действующем поколении иранских политиков слишком многие хорошо помнят, что Иран уже был в таком статусе – статусе политического сателлита и источника ресурсов для западных компаний с перспективой стремительной деградации и страны и ее населения. Условно именуемый "консерваторами", этот круг политиков обладает устойчивым антизападным мировоззрением, а в своих внешнеполитических пристрастиях в большей степени ориентирован на взаимодействие с Россией и Китаем.
И если парламент в государственном устройстве Ирана является законодательным органом, то Совет экспертов, выборы которого предстоят 26 февраля, правомочен принимать решения и в определении стратегии развития страны. Здесь до сих пор преобладали как раз консерваторы, именно из этих кругов проистекает вся нынешняя реальная иранская политика, включая совместное с Россией участие в военной операции в Сирии, поддержку правительственных сил в Ираке, линию на развитие отношений с Россией.
Тегеран – Москва
Правомочность самой постановки вопроса о наличии политических и экономических предпосылок для формирования стратегического партнерства между Москвой и Тегераном давным-давно очевидна. Несмотря на противоречивость истории двусторонних отношений, в течение последних десятилетий в обеих странах присутствуют политические силы, стремящиеся к сближению.
Две региональные державы с общей границей в важнейшей геостратегической точке — на Каспии; имеющие общие позиции в вопросах приоритета суверенности, невмешательства во внутренние дела; выступающие против внерегионального участия в конфликтных ситуациях на Ближнем и Среднем Востоке, в Средней Азии и на Кавказе – Москва и Тегеран обречены на тесное политическое партнерство.
Координируя свои региональные стратегии, страны могли бы играть не просто более важную, но принципиальную важную роль в формировании нового порядка во многих периферийных ныне областях региональной политики. Однако только в самое последнее время в отношениях между Россией и Ираном появились какие-то намеки на системность.
Основным препятствием в активизации сотрудничества, не говоря уже о формировании полноценной геополитической оси, является общее для двух стран тесное переплетение вопросов стратегического партнерства с внутренней политической борьбой. Борьбой, которая происходит между, условно говоря, элитами, отстаивающими интересы собственных стран, и частью элит, ориентированных на Запад.
Существующий в Москве антииранский лоббизм влияет как на решения по линии отдельных финансово-экономических групп и госкорпораций, так и на решения политического характера.
Прозападное лобби в Тегеране также имеет достаточный ресурс влияния, несмотря на известные политические установки высшего руководства ИРИ. Уже в самой новейшей истории результатом этих действий становился стратегический саботаж многих экономических и политических партнерских проектов, многих договоренностей, достигаемых на уровне руководства. Это в значительной мере влияет на уровень взаимного доверия политических и бизнес-элит в негативную сторону.
Пока главным объединяющим началом для России и Ирана стала война в Сирии. Наличие общего противника всегда было мощным объединяющим началом, однако интересы стратегического развития диктуют необходимость поиска и иных объединяющих парадигм.
В силу таких сложных составляющих Иран до самого последнего времени присутствовал в российской внешней политике и внешнеэкономической сфере "по остаточному принципу". В Москве чаще всего пользовались Ираном инструментально – как аргументом в конфликтных ситуациях с США и Европой. Сейчас появляются первые признаки того, что это отношение начинает меняться, однако в реальности пока ничего не решил и прошедший визит в Москву советника по международным вопросам верховного лидера Ирана Али Акбара Велаяти.
Надежду на изменения в двусторонних отношениях дает сам факт динамики диалога: в конце прошедшего года в Тегеране впервые за много лет побывали президент России Владимир Путин и министр обороны Сергей Шойгу. До начала военной операции в Сирии это было трудно представить. А в возможной и необходимой повестке дня, помимо сирийского вопроса, есть еще иракский и йеменский, есть вопросы Закавказья и Средней Азии, нефти, газа и банковской сферы…
При оптимистическом раскладе устойчивая геополитическая ось "Москва-Тегеран" могла бы стать ключевым фактором формирования новой системы сдержек и противовесов в регионе Ближнего и Среднего Востока – с учетом того, что российские и иранские взгляды на принципы стабильности и развития абсолютно совпадают фундаментально. Российско-иранское стратегическое сближение могло бы послужить и диверсификации интеграционных процессов на континенте, став разумным противовесом растущему китайскому влиянию. И именно Россия могла бы уже в самое ближайшее время стать не декларируемым – пока происходит именно так – а реальным партнером для Ирана по окончательному выходу из еще не ушедших в прошлое санкций.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
