Владимир Губарев – для Sputnik Азербайджан
— Мы виделись в последний раз в Киеве, где проходила встреча президентов Академий наук бывших республик СССР. Как раз разгорался майдан, но нам не верилось, что события будут развиваться столь трагично…
— Да, помню.
— Казалось, ничто не может разрушить единство науки, не случайно была создана Ассоциация Академий наук и возглавил ее Борис Евгеньевич Патон…
— Великий ученый и прекрасный человек!
— Безусловно… Но вот и в науке появилась трещина, не так ли?
— Между учеными ее нет! Я в этом убежден… Кстати, хочу отметить одну особенность. Обычно отчет о работе Академии наук (так было и в советские времена) охватывает один год. Но мы сделали иначе. Я предложил составить отчет за пять лет – с 2013 по 2018 год – и сделать его на русском языке.
— Простой вопрос: почему?
— Там будут и фундаментальные исследования, проведенные Академией наук АР, и прикладные, а также анализ международной обстановки. Этот отчет я пошлю и в РАН, и в другие Академии бывших союзных республик. Считаю, что там должны знать, что делается в Азербайджане по науке. Хочу, чтобы "трещины" не существовало.
Я считаю, что после распада СССР некоторые республики поспешно, второпях, начали превращать свои Академии в "клубы ученых" или в какие-то непонятные организации. Но потом они спохватились…
Рушить всегда легко… А ведь была выстроенная хорошая система, ее надо было просто совершенствовать, но в этом нужна воля руководителя страны, правительства и, конечно же, лидера, который будет стоять во главе научного сообщества, у руля науки. Эта триединая сущность не могла навредить науке.
— Вы нарисовали идеальную картину…
— А иначе что? В Грузии, где я побывал, была прекрасная наука – та же физика или математика… А какие были президенты Академии? Или мои учителя – геологи?.. Аналогичная ситуация и в Казахстане… Сейчас там и там спохватились, поняли, что без науки нет будущего у страны. Удержались только в Беларуси – молодцы! Надо отдать должное Александру Лукашенко – он не только поддерживает науку, но и опирается на нее.
— У вас хорошие отношения с белорусской Академией наук?
— Прекрасные! Установились добрые, дружеские отношения с руководителями академии, сотрудничаем в разных областях. Наука в Беларуси развивается динамично, она поддерживается властью, что очень важно.
На Украине также пытаются сохранить Академию, но это в основном заслуга Бориса Евгеньевича Патона. Но после нашей встречи в Киеве четыре года назад я больше там не был…
В Риге, в Таллине, к сожалению, академии потеряли свое былое значение, они существует скорее символически…
Печально, когда наука зависит от власти. Это противоестественно. Ученые любят свободу, мечтают, ищут неожиданные, нестандартные решения. И если подобное поддерживается властью, если она не мешает ученым, то наука развивается успешно. Гениальный Гейдар Алиев в то время, когда экономика была разрушена и шла гражданская война, сказал: "Чтобы ни происходило в стране, в каком бы тяжелом состоянии не находилась экономика, наука должна развиваться. Национальная Академия наук – это национальное достояние азербайджанского народа!"
— Будучи заместителем председателя Совета Министров СССР он курировал науку и поддерживал тесные контакты с Большой Академией. Он хорошо представлял, насколько будущее страны зависит от развития науки.
— Благодаря Гейдару Алиеву мы сохранили нашу Академию, хотя было очень тяжело. Было время, когда академики получали в месяц по 30 долларов. Выживали с помощью родственников в селах. Я был директором института, академиком-секретарем отделения — зарплата 30 долларов… А научные сотрудники получали еще меньше… Спас "Контракт века", то есть "второй нефтяной бум".
— А первый когда был?
— Начало ХХ века. Резкий взлет нефтяной экономики. На протяжении десятилетий советской власти именно Баку обеспечивал всю страну топливом. И спасал ее во время войны… Сейчас, уже 25 лет, идет "второй нефтяной бум"… Нефтяник – почетная профессия. Мы шли в вузы, чтобы стать нефтяниками. За них матери старались выдать своих дочерей.
Говорят, что существует ад.
В нем смола и пламя, говорят.
Но коль все влюбленные в аду,
Значит, рай, как видно, пустоват.
— А вы как женились?
— Это случилось весьма необычно. Она училась в консерватории. На бульваре однажды мой двоюродный брат показал на девушку и сказал, что все ребята пытаются за ней ухаживать, но она никого к себе не подпускает. Это было в сентябре. Только в декабре мне удалось уговорить ее сходить со мной в кино. Почти три месяца я непрерывно преследовал ее, она не сдавалась. Но потом все же уступила и стала моей женой.
— Чтобы стать ученым, надо быть упрямым – это аксиома. Упрямство должно проявляться во всем?
— Конечно. Точнее – настойчивость в достижении цели.
— Согласен. Так звучит убедительней.
— Я всегда был верен науке, хотя жизнь поворачивалась разными сторонами. Меня приглашали на партийную работу, я отказался. В 35 лет я защитил докторскую диссертацию, и, естественно, меня хотели использовать в разных ипостасях. Но я палеонтолог, есть такое направление в геологии. Прошлое Земли меня всегда привлекало и увлекало. С молодости и до сегодняшнего дня.
— Почему выбор пал на палеонтологию?
— Сначала я стал нефтяником. Каждое утро отправлялся на морской промысел. Ночью случались "прострелы" скважин, а потому приходилось оставаться на работе. Казалось бы, времени совсем не оставалось. Однако наука ни на минуту не отпускала меня.
Зимняя школа: Азербайджан и в прошлом, и в настоящем идет своим путем>>
Однажды президент Академии Муса Алиев написал письмо руководству "Азнефти", мол, молодой человек талантлив и жаль, если он будет потерян для науки. Не часто с такими просьбами обращаются, а потому меня перевели в Академию наук. Муса Алиев был палеонтологом. В Туркмении был академик Калугин, с которым Алиев вместе работал. Это очень известные люди… Мне было 23 года. И в этом самом кабинете, где мы беседуем, Муса Алиев сказал мне, чтобы я шел в Институт геологии в его лабораторию.
— Большой институт был тогда?
— Я получил 96-й номерок. Значит, менее ста человек работало. Я стал заниматься палеонтологией, мне было очень интересно. По многим причинам. В том числе из-за того, что отец и мать были медиками, дед – известным религиозным деятелем, теологом, брат – врачом… Казалось бы, и мне суждено идти этой же дорогой. Когда я окончил школу с серебряной медалью, то состоялся семейный совет, на котором я сказал, что хочу поступать в медицинский институт. Мама заметила, что все в семье медики, но ведь у кого-то должна быть другая профессия! Мне очень понравилась форма у студентов — будущих инженеров. Эполеты, на фуражке – эмблема. Девушки таяли рядом с таким студентом. Я был спортсменом – первый разряд по спортивной гимнастике, фигура стройная, выправка военная, — так что форма вполне к лицу. Это во многом и определило выбор Индустриального института.
— А как директором Института геологии стали?
— Академика Мусу Алиева перевели в Москву. В то время я уже защитил кандидатскую диссертацию, меня избрали секретарем комитета комсомола Академии наук. В общем, оказался на виду. Но общественной работой не хотел особо заниматься, так как работал над докторской диссертацией. Защищал ее в МГУ. У меня были прекрасные учителя.
Азербайджанцев России объединит новая структура>>
В геологии очень мощные научные школы, и я был к ним причастен. И в Баку, и в Москве. А признание пришло через молодежную газету. Появилась статья "Гвардии рядовой науки". Меня избрали делегатом на ХIV съезд ВЛКСМ. Кстати, во время его работы получил диплом доктора наук – так совпало…
— Отметили?
— Обязательно, по-молодежному! Есть все вспомнить – хорошая жизнь была! Главное: молоды были, а потому все казалось прекрасным и неповторимым. Пафос был большой, казалось, что живем одной семьей. Правильно говорили, что вырос советский человек. Была вера в будущее, а такое чувство стоит многого… Потом это чувство потеряли. Не хочу вдаваться в подробности…
— Не надо о грустном. Итак, вы доктор наук…
— Я решил поехать работать за рубеж. Честно сказал своему руководителю, что надо кормить семью. Тогда давали специальные чеки тем, кто работал за границей, и на них можно было многое купить, чего не было в обычных магазинах…
— "Березки"…
— Да, так они назывались… В общем, решил заработать эти самые чеки, чтобы семья не нуждалась. И вдруг в газете читаю, что первым секретарем ЦК избран Гейдар Алиев. Прошел знаменитый августовский пленум, на котором Гейдар Алиевич разгромил взяточничество и коррупцию. Он ведь раньше работал в КГБ, а потому прекрасно знал ситуацию в республике. У меня был подъем в душе: что-то обязательно изменится! Вскоре так и случилось… Мне предложили стать заместителем директора по науке в Институте геологии.
— А как же чеки?
— Пришлось забыть о загранице и о них. Открывались совершенно новые перспективы дома, и это было важно.
Своя игра: ученый из Азербайджана получил уникальный патент на изобретение>>
Много лет размышлял я над жизнью земной.
Непонятного нет для меня под луной.
Мне известно, что мне ничего не известно, —
Вот последняя правда, открытая мной.
- Вам было всего 35 лет!
— Это был мой главный недостаток – возраст. Приходилось шесть лет доказывать, что и в молодости можно принимать зрелые решения. Хотя, признаюсь, делать это было нелегко.
- А потом?
— Стал директором. Перед назначением Гейдар Алиевич принимал меня. С ним состоялся очень хороший разговор. В приемной помощник сказал, что на беседу отведено не более десяти минут, мол, утвердит меня директором, и все. Гейдар Алиевич разговаривал со мной почти час. Мудро он мне сказал: "Об этике не забывайте!". Молодым я был, горячим, ошибки делал. На всю жизнь я запомнил эту заповедь – хорошим руководителем будет только тот человек, для которого этические нормы будут обязательными.
Будь вольнодумцем! Помни наш зарок:
Святоша узок, лицемер жесток.
Звучит упрямо проповедь Хайяма:
Кем хочешь стань, но сердцем будь широк!
— Академия ведь всегда была связана с нефтью?
— Конечно, но в 90-е годы нефть ничего не давала, так как компании, с ней связанные, распались. Царил беспредел. К счастью, пришел Гейдар Алиевич. Он подписал "Контракт века", который поставил республику на заметное место в мировой экономике. Сразу пошли инвестиции, а значит, и развитие. Это мгновенно сказалось на Академии. Институт геологии стремительно рос, появилось много зарубежных контрактов, а, следовательно, и деньги.
Мы работали с американскими университетами, с английскими компаниями, с итальянцами, с французами, с норвежцами и так далее. Нефтяная геология оказалась востребованной. На общем научном фоне институт выделялся. Мне кажется, это сыграло большую роль в том, что в 2013 году я был избран президентом Академии. Что греха таить, здесь был хаос.
Жизнь вдали от цивилизации: минобразования оценило старания молодых педагогов>>
Мне уже было 79 лет, и я совсем не предполагал, что такой крутой поворот произойдет в жизни. Я был директором института, вице-президентом, много лет работал в президиуме, подумывал о том, что пора уйти на покой, воспитывать внуков и правнуков. И вдруг предложение возглавить Академию!
— Неожиданное?
— Абсолютно. Незадолго до этого наш президент Академии скончался. Это было летом. Я веду ремонт на даче. Звонок. Просят обязательно приехать на заседание президиума, где будут избрать нового президента. Приезжаю. Спрашиваю у коллег, кого именно предполагают рекомендовать на эту должность. Мне называют разные кандидатуры. Остается несколько минут до начала заседания. Подъезжает руководитель администрации президента, с ним еще несколько чиновников. Обмениваемся приветствиями, проходим в зал. Руководитель администрации поднимается на трибуну и объявляет, что есть мнение у руководства страны назначить президентом Академии меня.
— Неужели с вами предварительно не поговорили?
— Я впервые услышал об этом в зале! Честно говорю, не думал, что можно стать президентом в 79 лет… Обычно назначают молодых, примеров тому немало. Но вероятно в руководстве страны поняли, что мне будет гораздо проще наладить работу Академии — и опыт есть, и авторитет, да и к старшим традиционно у нас относятся с уважением… В общем, размышлять по этому поводу я не стал, а начал работать.
То, что судьба тебе решила дать,
Нельзя ни увеличить, ни отнять.
Заботься не о том, чем не владеешь,
А от того, что есть, свободным стать.
— Вы единственный президент, который не только любит стихи, но и обязательно их читает во время своих выступлений. Почему?
— Я вижу в поэзии жизнь. Она передает весь спектр ее, это – радуга. Пушкина перечитываю, бесконечно его люблю…
— В каком состоянии вы приняли Академию?
— В нехорошем, мягко говоря… Многое было запущено. Практически ничего "академического" не осталось. После распада СССР номинально Академия осталась, но здесь ничего не делали – лишь наблюдали за тем, что происходит в политике. Да и сделать ничего ученые не могли…
— Что удалось сделать, в каком она состоянии сегодня?
— Я уже говорил, что мы только что подвели итоги за пять лет, а потому картина представляется четкой. Здесь был "клуб ученых", аппарат был запущенным, полная анархия – каждый делал, что хотел, президиум Академии занимался в основном юбилеями, а не работой институтов и перспективными проектами. Не было устава Академии, закон о науке не выполнялся… По сути мы воссоздавали Академию наук такой, какой она должна быть, то есть эффективной, целенаправленной, современной, нужной обществу и государству. Мы определились с главными направлениями исследований, открыли новые институты… Это биология и медицина, биофизика, экономика, математика, физика, ведем комплексные исследования. Наука Азербайджана встраивается в систему мировой науки, и это, пожалуй, главное достижение последних пяти лет.
— "Болезнь" Российской Академии наук – приборное оснащение. А как у вас?
— Была возможность выделять финансы на приобретение оборудования. И мы этим воспользовались. Мы получили новую аппаратуру – парк оборудования у нас такой, что можем работать на современном уровне. Даже по изучению генома человека.
— Значит, нефтяные доходы использовали для науки?
— И для науки тоже… Разумно и по-деловому деньги расходовались в стране, и это, по-моему, видно каждому, кто к нам приезжает.
— Согласен. Я побывал в Центре управления спутниками…
— Освоение космоса – одна из приоритетных задач. К сожалению, при распаде Советского Союза мы потеряли космическое направление. Оно у нас было, развивалось успешно. Был очень популярный проект "Каспий" по изучению природных ресурсов. Наш прибор работал на орбитальной станции… Но потом все прекратилось. Пришлось все начинать сначала.
Появился "Азеркосмос", в нем работают со спутниками. Развитие высоких технологий доверили министерству связи, а не Академии. Но там подходят к развитию космических исследований слишком узко — так принято в министерствах, а надо вести исследования широким фронтом. Речь идет о высоких технологиях, и это уже забота Академии наук.
Академик НАНА: в словаре азербайджанского языка появится около 7 тыс новых слов>>
Думаю, что ядерная физика и космические программы должны вернуться к нам. Сейчас мы вместе с академиком Роальдом Сагдеевым, чей авторитет у нас необычайно велик, работаем над тем, чтобы ядерная физика заняла достойное место в Академии.
— Как развиваются контакты с Россией?
— Они не прерывались все эти годы, хотя, на мой взгляд, были недостаточны. Всевозможные гранты позволили нашим ученым работать в разных странах мира. Больше всего, конечно, в Турции – нет языкового барьера. Многие специалисты уехали в Лондон, там появился даже азербайджанский квартал, работают азербайджанские ученые в Германии, Италии, США, других странах. И, конечно же, в России.
Думаю, что новое руководство РАН выведет на новый уровень сотрудничество с нашей Академией. А мы этому всячески будет способствовать.
Как я уже упоминал, многие свои выступления мой герой любит завершать стихами любимых поэтов. Он знает их множество. Может часами читать и классиков, и современников. К примеру, Пушкина или Симонова, Лермонтова или Хайяма … Для нашей беседы мой выбор пал на Омара Хайяма не случайно: мне кажется, он очень точно передает характер и судьбу Ализаде. А потому в заключение беседы я выбрал такие строки великого поэта:
Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?
В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.
Как много чистых душ под колесом лазурным
Сгорает в пепел, в прах – а где, скажите, дым?
