Дмитрий Косырев, политический обозреватель МИА "Россия сегодня"
Эти события слились в одну непрерывную цепь: серия терактов в Париже, Бейруте, Багдаде и прочих городах (и, возможно, уничтожение российского лайнера над Синаем) — встреча "Группы поддержки Сирии" в Вене на уровне министров иностранных дел, саммит G-20 в Анталье, Турция.
"Минское соглашение" для Сирии
Итоги заседания Сергея Лаврова, Джона Керри и еще множества дипломатов в Вене вообще-то были бы крупнейшим событием в мировом информационном поле, если бы не парижская уличная война террористов против ненавистной им цивилизации.
Теперь получилось, что Вену почти не заметили. Но связь между Веной и Парижем есть — в Вене говорили о Сирии, частично захваченной "Исламским государством", в Париже именно боевики ИГ устроили убийство ни в чем не повинных людей. А до того учинили нечто подобное в нескольких других городах мира, чего европейская и прочая публика в очередной раз не заметила. И все же Париж — не отдельный акт, а часть террористической войны ИГ против всего мира.
Так что, хочешь — не хочешь, но все участники переговоров в Вене этот фактор учитывали. Посмотрим, до чего договорились: получились контуры чего-то вроде минского соглашения, но не для Украины, а для Сирии. Схема такая: переговоры правительства Башара Асада с оппозицией — признание того факта, что ИГ плюс несколько пока точно не перечисленных группировок к «оппозиции» не относятся и к переговорам не допускаются, их надо просто уничтожать — совместная выработка новой конституции, в соответствии с которой в Сирии надо провести новые выборы.
Назван срок для всей этой процедуры, 18 месяцев, который ни в коей мере не следует считать окончательным. Понятно, что управлять страной в течение этих полутора лет или более того будет именно Башар Асад.
Как и в случае с Украиной, самое важное в этих договоренностях вовсе не в судьбе двух почти уничтоженных государств. Важнее факт признания — пусть молчаливого — внешними участниками этих событий, что они делали что-то не то, и общий ход событий в мире заставляет их на ходу поменять политику или хотя бы затормозиться.
В случае с Сирией это Саудовская Аравия, Катар и Турция. Они-то думали сначала, что ведут свою локальную войну с Ираном и его союзниками (в том числе Сирией), а прочим державам до этого дела нет. Получилось же, что есть, потому что один из инструментов этой войны — ИГ — вышел из повиновения и угрожает множеству стран далеко за пределами Ближнего Востока.
Теперь посмотрим, что и кем будет сказано на саммите в Анталье. "Группа двадцати" вообще-то воспринималась сначала (с момента создания в 2008 году для борьбы с финансовым кризисом) как новое мировое правительство вместо "группы восьми". Потом "двадцатка" сосредоточилась на финансах, далее и эту роль стала играть слабо, а вот сейчас может вернуться к ключевой в мировом развитии роли. А может, и нет.
Исламский протестантизм
Давайте посмотрим на большую картину того, что творится с миром, и как эту картину изменила серия нынешних терактов, завершившаяся (пока что) Парижем.
До недавних пор творилась мягкая, осторожная, "гибридная" война утрачивавшего вес и влияние Запада против новых мировых лидеров — Китая, России, Индии, Бразилии… Велась она теми видами оружия, которые Запад считал своим преимуществом. То есть в сферах финансов, идеологии и информационных войн, к которым, кстати, относится даже спорт. Санкции против России — из этой же оперы, финансово-пропагандистской. А также боролись путем создания для слишком усилившихся "новых лидеров" проблем на границах, будь то Украина или спорные территории в Южно-Китайском море. (И — да, как минимум на финансовом и пропагандистском уровне давление оказывают также на Индию, Бразилию и прочих, просто из России это не очень видно).
В российских оценках того, как пойдет эта война, всегда присутствовал такой фактор: "случится что-то неожиданное, и вся ситуация изменится". И ведь случилось, на Ближнем Востоке, который при госсекретарстве Хиллари Клинтон объявили было регионом, из которого надо просто уйти. Кстати, нынешняя вялая воздушная война США, якобы со множеством союзников, против ИГ, с ее отсутствием видимых результатов — это рудимент той самой политики "ухода".
И кто бы мог подумать, что арабские монархии, увидев, что Запад занят другими делами и просто ослаб, решили поменять, по западной методике, режимы в нескольких государствах Ближнего Востока ("арабская весна»), после чего созданное ими ИГ усилилось до чрезвычайности, и из инструмента чьей-то политики стало самостоятельным игроком, грозящим в том числе и самим монархиям.
Вот теперь министры этих государств, собравшиеся в Вене, согласились с тем, что ошибочка вышла, и в частности с Сирией надо осадить назад, так же как до того западники слегка осадили назад с Украиной. Другое дело, что процесс не закончен, и сопротивляться ему множество игроков еще будет на каждом шагу.
А вот уровнем выше венского, то есть в Анталье в том числе, разговор может пойти уже не о частности (Сирия), а о Ближнем Востоке и мусульманском мире в целом. И это будет разговор куда более серьезный, потому что речь пойдет опять же о Третьей мировой войне, с выяснением, кто участвует, а кто нет, и кто за кого.
Пока понятно, что война будет долгой и сложной, поскольку вестись будет не между государствами с их четко очерченными границами, а фактически между обществами и цивилизациями, даже внутри таковых. Аналоги можно увидеть в развале католического мира, внутреннем его разрушении начиная примерно с 16-го века. Тогда воевали и государства тоже, но были и внутренние, гражданско-религиозные войны. Можно ли сравнивать протестантизм с идеологией "ИГ"? Видимо, можно, в смысле того, что он родился из прежней религии, взорвав ее изнутри и залив кровью множество стран.
Так или иначе, не участвовать в этой неожиданной для Запада Третьей мировой невозможно. И потому, что худшая ее модель — это создание неуязвимого (обладающего ядерным оружием) террористического государства на Ближнем Востоке. И потому, что оно уже есть, и берет Европу в заложники, парализует ее, пользуясь неожиданным потоком туда беженцев.
Сейчас будет происходить множество сложных и сразу не заметных процессов. Надо будет, иногда насильно, привлекать к этой войне несколько ближневосточных государств, которые сопротивляются. Надо будет отходить от логики той Третьей мировой, которая велась против Китая, России и прочих, и перестраиваться на иную войну.
Так что в Анталье и после нее будет немало разнонаправленных заявлений или демонстративного отсутствия таковых.
Множеству политиков сейчас захочется объяснять, что они были правы, но вынуждены поменять свое поведение. Иные политики еще попытаются сделать невозможное: совместить "ту" Третью мировую с "этой", ближневосточной. Многим из этих людей придется уйти; в результате Запад, возможно, поменяет не только провалившуюся стратегию, но и идеологию.
Но в любом случае события будут тащить за собой политиков и идеологов, причем довольно быстро.